Когда близкие люди пропадают, их начинают искать. Надеяться, игнорировать доводы разума, что во время войны не только теряются, но и умирают. После Альтерации не осталось ни одного сверхъестественного существа, который бы никого не ждал, никого не видел во снах и не звал из них в реальность. Эванджелина не была исключением. В её кошмарах жило множество людей, маленьких и больших.
До недавнего времени в сонме ночных призраков ходил и Рафаэль, но, когда Джил увидела брата, подумала, что смерть для него награда, а жизнь – мучение. Он был раздавлен, сломан, и Кэлферей не знала, как ему помочь. И не знала, как не сопоставлять две истерии. Будь Ева обывателем, ничего в магии не смыслящим, она бы задумалась о родовом проклятии. Но она была ведьмой и ни секунды не сомневалась, что в несчастьях её и брата виновато не чужое тёмное колдовство, а сошедшие с ума и опьяненные силой люди. Люди, что стали хуже животных, если считают нормой убийство ребёнка.

Не имело значения, что Ева не знала своего племянника. Не имело значения, что и с женой Рафаэля она была знакома мельком, ещё когда та была подростком. Стихийница понятия не имела, в какую женщину выросла симпатичная и немного смешная девочка из её памяти, но справедливо полагала, что в необыкновенную (пусть и без Дара), раз Альтерация не стала помехой в создании семьи.
Если бы никогда не встречаться с братом значило сохранить его семью, то Эванджелина даже не задумывалась над правильным выбором. Она слишком хорошо знала это ощущение бесконечной затягивающей чёрной дыры внутри. Можно ли было сравнивать радость от встречи с двоюродной сестрой со счастьем воспитания ребенка?
Ева абсолютно точно знала, что нет.

А ещё за воссоединение Элю пришлось расплатиться магией. И это тоже было страшно, ибо одно вытекало из другого. Контроль вряд ли удастся вернуть, пока психологические проблемы не решены.
«Но только как это сделать?» - вопрос, который Джил задавала себе изо дня в день с момента встречи с братом, - «Я не могу ему врать. Я не могу говорить, что потом станет легче. Не станет. Я прочувствовала это на собственной шкуре.»
Так же выше её сил было врать, что всплески магии неопасны, что она их полностью контролирует. И дело было отнюдь не в том, что стихийный маг представлял угрозу для Штаба «Крыс» - одни разрушенным зданием больше, одним меньше, - он убивал самого себя, с каждым стихийным взрывом становясь всё уязвимее для древних сущностей.
«Сколько времени им понадобится? Как много времени они оставили мне?» - вопрос не себя, вопрос им, но стихии молчали.
Они не слушали ведьмака. Они чуяли слабину и ждали, когда Рафаэль раскроется достаточно, чтобы захватить мужчину полностью. Били, когда он выходил из поставленных сестрой щитов, разъедали изнутри, когда ведьмак оставался с ними один на один.
И каждый раз они надеялись, что он не дождется Еву.
Каждый чёртов раз, когда безжалостно пробивали колдовство Джил, когда заставляли её кататься по полу от адской боли. Каждый чёртов раз, когда дом трещал по швам, и Кэлферей перебирала в голове другие варианты свободных неплохих квартир.

Однако сегодня, как много раз до, Эль успел.
- Эва, ты тут? Мне нужна твоя помощь. - он мог и не озвучивать. Ведьма ощущала, как бурлит пространство вокруг брата, как стихии вытягивают Дар против воли хозяина.
«Я просто обязана сделать амулет. В каком-то смысле привязать его к себе, стать якорем.» - думала в который раз, поспешно распахивая дверь и хватая Тессела за руки.
Стихии глупых игр не терпят.
Как и промедлений. Как и вмешательств.

Присутствие третьей им не нравилось. А ещё больше бесило, что Джил была сильнее, подминала их под себя.
Женщина тяжело дышала, до крови впиваясь ногтями в руки брата. Мир вокруг многоголосно завывал, но кроме стихийников этих воплей никто не мог слышать. Пять элементов рвались из хватки ведьмы, цеплялись за Рафаэля, но Ева упорно тащила их даже не НА себя, а В себя.
- Как хорошо въелись сегодня. Чёрта с два отдерешь… - выдохнула, нахмурившись.
Она могла дёрнуть сильно и резко, но не хотела причинять Элю боль.

Она слышала его мысли в своей голове глухо, как будто издалека. Джил сама проводила ритуал, устанавливая телепатический канал, но из-за проблем Рафаэля с магией связь всё ещё крепла и не работала в полную силу, но всё-таки. Счастье, что этого хватало для того, чтобы вовремя позвать сестру на помощь.
Кэлферей ничего не ответила на просьбу, считая недопустимым размениваться на разговор с Тесселом, когда главное – спор со Стихиями. Они проверяли её на прочность, запальчиво наскакивали со всех сторон, норовя укусить побольнее, забыв всякое уважение. Признаться, Еве было обидно, но не более. На элементы она не злилась, памятуя о их древности – они появились раньше, чем понятия морали и этики, и уж тем более задолго до практики дипломатического решения конфликта. Они без зазрения совести следовали сиюминутным порывам и не думали о последствиях.
Их дикость диктовала тон – добиться чего-то Эванджелина могла, только победив грубой силой. И когда причитающиеся тумаки были розданы, величественное не превратилось в жалкое, но отступило. Но время.

Стихийница выдохнула с облегчением, а когда перехватила взгляд брата, даже улыбнулась на его благодарность. Она не считала уместными его «спасибо» и «можно к тебе», поэтому просто молча посторонилась, пропуская Рафаэля.
«Как будто я могу вести себя по-другому? Этот как благодарить реку за то, что она течет, и спрашивать разрешения у воздуха, чтобы дышать.»
Видя, что ведьмак не в себе от пережитого, Джил хотела напоить его если не успокоительным зельем, то хотя бы чаем, но он поймал её за руку и потянул на пол. Ева попыталась высвободиться, но в конце концов смирилась и неуклюже села рядом с ним, для удобства сняв туфли.
- Закончится, … - очень тихо сказала то, что брату хотелось услышать, но остановится на такой наглой лжи ведьма не могла себе позволить, - … в каком-то смысле. К постоянной боли просто привыкаешь и потом не обращаешь на неё внимания. Иногда даже совсем забываешь. - глубоко вдохнула и выдыхала медленно, чтобы самой не сорваться в тяжёлые, рвущие душу на части, воспоминания о собственных потерях.
Ведьма закрыла глаза, внутренне потянулась к воде и осторожно, будто в гости, вошла в неё, в каком-то смысле перестав быть собой. Внутри стихии было спокойно, а главное, чистейшими потоками с личности смывало наслоения жизни в крови и мести. Оставались только кристально ясные, предельно понятные мысли, ничем не замутненные, что помогало справедливо судить и себя, и других.

Однако вот так сидеть в тишине было для неё невыносимо, будто они оба превращаются в камни – холодные и бездушные, и бесконечно далёкие друг от друга, даже когда соприкасаются. Это давящее оцепенением было необходимо разрушить, и Эванджелина резко вскочила, метнулась до стола и вернулась с полотенцем.
- Знаешь, винить себя во всех бедах – наше семейное. Такое уж воспитание. Выпестованная самокритичность. – Джил усмехнулась, опустилась перед братом на колени и осторожно взяла его за руки, вытирая кровь и залечивая ранки, - Не мы это начали. Не я, не ты. – женщина ласково провела пальцами по щеке Рафаэля и настойчиво приподняла его лицо за подбородок. Заглянула в глаза и мягко улыбнулась.
«Как заставить себя помнить, что он – взрослый мужчина? Не мальчик и даже не юноша.»
- Но мы можем пытаться изменить этот мир. Ради тех, кого уже никогда не увидим, ради тех, кто появится позже и ради себя самих, конечно. – слишком много философствований для нескольких минут. Пустые слова, демагогия, которыми никого не успокоишь, ибо личного в них не на грош, а пространным рассуждениям редко верят. Поэтому Эванджелина каждый день ждала, что Эль сам заговорит, но он молчал. Ведьма же, ходила вокруг болевой точки на почтительном расстоянии, уважая его выбор, но вот сегодня решила, хватит.

Кому как не Джил это знать? Кому как не ей помнить, что происходит с тем, кто лелеет своё горе в темноте одиночества? Сейчас, оглядываясь назад, она чётко видела, что это не было верным путём. 
- Я бы хотела узнать о твоей семье. Расскажи мне. – сжала его ладони в своих. Она спросила настойчиво, даже напористо, намереваясь добиться ответа во что бы то ни стало.
Ей невыносимо было смотреть, как брат повторяет её ошибки, отравляющие душу. И пусть Рафаэль сочтет это нападением или непозволительной наглостью, пусть обижается или сердится, но Ева готова была клясться, что легче станет только через новую боль.
Когда облекаешь потери в слова, начинаешь чувствовать их реальность. Окончательно и бесповоротно сознаешь, что ничего не исправишь, но это как прижигать открытую рану раскаленным железом.
Нужно просто стиснуть зубы и вытерпеть.

Сначала было сопротивление, что ожидаемо. Хмурый и усталый, брат казался не просто старше сестры, но и много старше самого себя, а ещё грубее. Упрямство тоже было чертой семейной, да ещё на стихийность помноженной, приводящей к забавным последствиям в детстве. Такие декларации «не хочу не буду» были делом обычным, а реальной игрой в молчанку заканчивались крайне редко.
В этот раз было также. Своеобразный привет из прошлого, маленькая деталька, греющая душу. Как и улыбка Рафаэля, на которую Ева, естественно, ответила своей.
А потом был кивок – женщина помнила. Помнила юркую гибкую девочку, ничуть не стесняющуюся своей обычности, а на колдунов смотревшую восторженно. Помнила, как юная особа дёргала её за рукав, прося «показать магию, сделать чудо» и умоляюще смотря на Кэлферей своими огромными прекрасными глазами. Помнила, как на том же празднике ткнула Рафаэля в бок и шикнула «сделай что-нибудь эдакое, она на тебя смотрит!».

Картинка была приятной, только сменилась слишком быстро, следуя за скупым не рассказом даже, а насильственным выдавливанием слов Эля. У Евы было слишком хорошее воображение. Брат говорил, а она до болезненного ярко видела смерть мальчика, известного ей по одной единственной фотографии, и глухая, чёрная до непроглядности злоба поднималась в душе ведьмы волнами. Основываясь на опыте, ведьма красочно представляла, как пули входят в тело, отбрасывая ребенка на пару шагов. И как он, наконец, падает рядом с минутой раньше убитой матерью – женщиной, которую Рафаэль любил.
Она многое могла простить и принять, но не убийство детей, за это хотелось рвать человеческие глотки зубами, упиваясь кровью. А ещё хороша была Джил в восприятии чужой душевной боли. Даже незнакомца она могла понять, не стоит и говорить, что страдания Рафаэля – единственного кровного родственника, милостиво оставленного ей судьбой – стихийница ощущала, как свои собственные.
И Ева буквально слышала, как ведьмак кричит.

Кэлферей выдержала его взгляд, и незаданный вопрос в нём прочесть смогла.
- Поверь, я спрашиваю не для того, чтобы сделать тебе больно. – отозвалась тихо, подходя вплотную и осторожно касаясь запястий ведьмака, - И не из праздного любопытства… - вздохнула, на пару секунд прикрывая глаза, - Просто держать такое в себя за семью замками – саморазрушение. – отозвалась тихо, подходя вплотную. Неважно, что Раф давно не угловатый мальчишка, она всё равно аккуратно отёрла слезинки с его лица и, встав на цыпочки, мягко поцеловала брата в щёку. Эванджелина бы и «светлячков» создала – развесила в воздухе многие сотни, если не тысячи, маленьких водных сфер с запертыми внутри яркими живыми искорками -, но для такой магии за окном пока было через чур светло, а плотных штор не имелось.
- Я пробовала. Стало только хуже. – улыбнулась губами, но не глазами, который остались крайне серьёзными и… старыми. Отражающими реальный возраст и реальное положение вещей. Точно так же, как Эль – не ребёнок, Ева – не легкомысленная девушка, смотрящая на мир через розовые очки семейной идиллий. Ей идёт пятый десяток, и жизнь давно не напоминает сказку, перспективами спокойной старости в кругу любящих детей и внуков не маячит радостно.
- Мы и без того одни, так не отгораживайся дополнительными стенами. Хотя бы не от меня. Не запирайся. Должен быть кто-то, кто знает всё. Кого можно попросить напомнить… не факты и цифры, а себе себя же. – объяснение путанное, но стихийница почему-то была уверена, что брат поймёт, воспринимая не столько отдельные слова, сколько неподдельно болезненны тон. Не может не понять, ведь должен сам это чувствовать. – Иначе мы все просто свихнемся и станем подтверждением трусливых рассказов людишек, только и способных, что выходить против нас в этих консервных банках – мехах – и так сильно неуверенных в себе, что даже наши дети вызывают в них суеверный ужас. Такой, что для них скидок не делают…

«Хорошо, что из Блэкфута мы бежали по-отдельности. Хорошо, что вас с нами не было.» - мысль не новая, но вновь возникшая, когда Джил села на подоконник и ласково потрепала Рафаэля по плечу, - «Он не пощадил бы. Убил. Мне не хватило бы реакции, не спасла бы.»
И инстинкт старшей сестры, инстинкт защитницы подчинял себе сознание, подхлестываемый недавними искренними мужскими слезами, будто плетью. Раньше она защищала Эля от монстров под кроватью и нелюбимой манной каши, яркими магическими «светлячками» побеждая первых, а вкусной домашней булочкой – вторую. Раньше все задиры клановые, о Изнанке сведущие, неизменно получали молнией под зад, даже сказав обидное слово – разница в одиннадцать лет здесь была плюсом; мелюзга гнева Евы не то, чтобы боялась, но юную ведьму уважала -, а задиры школьные обычно «неожиданно» спотыкались о «непонятно откуда взявшуюся выбоину» и расшибали носы.
В принципе, изменилось мало. Джил и теперь готова была задвигать брата за спину – и что, что он выше неё и шире в плечах -, и шипеть на всех и каждого, кто вызовет подозрение, просто методы изменились. Агрессорам не расквашивали носы, даже не ломали конечности, агрессоров убивали. Ну, чтобы уж наверняка.

- Я знаю, что дальше. Не объясняй. - Ева глубоко вздохнула и мягко улыбнулась. И дело было вовсе не в наблюдательности, а в собственном опыте.
Тем сильнее было желание помочь - ни с одним "крысенком" Кэлферей столько не возилась. Ни единому новечку не было позволено врываться в ее мысли и в ее кабинет, корректировать ее планы. Предвзятость в чистом виде. И Джил не стала бы отнекиваться, попробуй кто это высказать.
Рафаэль - ее брат, и точка. Горите все синим пламенем.

- Конечно. - сжала его руки в ответ. И не понятно, ответила она на просьбу или на вопрос. На самом деле и то, и другое. - Я тебя понимаю. А мои планы в лице кучки новобранцев смогут чуть-чуть подождать, если придется.

"Пол, дак пол." - подумала, провожая брата долгим взволнованным взглядом.
- Я готов. А ты?
"Какой нетерпеливый." - мысль была окрашена оттенками гордости и одобрения. Все-таки она - старшая сестра. И никакой Альтерации это из нее не выбить.
- Имей терпение. - назидательно, склонив голову набок, - Мы же не хотим ненароком разрушить данное здание до основания. - шутка только наполовину.

Ева взяла ритуальный кинжал, небрежно откидывая ножны на подоконник. Эта комната не была предназначена для занятий с Рафом, так что требовалось слегка над ней поколдовать.
Для началах, используя собственную кровь, начертить на каждой стене защитные руны. Закрыв глаза, дыша глубоко и ни о чем постороннем не думая. Патрик вбил в нее этот рунный этикет на уровень рефлексов.
Затем, самое главное. Ведьма была безжалостна к напольному покрытию, когда потоком воздуха задвинула стол к самой стене - освобождала больше места для свободолюбивых стихий. Ева прочертила три концентрических окружности размерами от охватывающей без малого всю комнату до такой, в какую едва ли поместилась ее собственная ступня.
В довершение картины Эванджелина проковыряла в центре ямку велечиной с мелкую монету и заполнила ее до краев все той же кровью, разрезав ладонь наискось. Причудливой вязью заполнила почти все свободное пространство между тремя бороздами.

- Вот теперь готова и я. - женщина улыбнулась, вытирая лезвие салфеткой. От раны на ладони уже и следа не осталось.
- Слушай свою задачу, ученик! - со сдавленным смешком приблизилась к брату, осторожно переступая через великолепие на полу, и плюхнулась с ним рядом, по турецки скрещивая ноги. - Раз вода упорствует больше всех, то сегодня мы поработаем именно с ней. - Ева ободряюще положила ладонь на плечо Рафаэлю и снова улыбнулась.

- Три круга. Все просто. - именно так начала объяснение того, что должно показаться брату непосильным, - Создай воду и позволь ей резвиться сначала в большом. Затем, как только почувствуешь себя готовым, сдвигай рамки. В итоге, ты должен загнать ее в последний, самый маленький круг. Загнать и обездвижить в форме столба, шара - не важно. - Кэлферей взяла паузу, чтобы ведьмак мог переварить сказанное.
- Вот. - закончила весомо, - Сделаешь это, и там посмотрим.

"Не бойся, я страхую." - неизвестно почему, но это захотелось передать именно мысленно. Наверное, таким образом Джил попыталась показать, сколь сильна их связь. И что она всегда рядом, чтобы поддержать и защитить даже от себя самого.

[Way Out West - Blue]
Через комнату медленно плыл трепещущий голубой шар - вернее, прозрачный, но для Евы окрашенный в голубой небом, которое просматривалось через жидкое тело в окне -, и ведьма пристально за ним следила. Не только глазами, но и при помощи собственного Дара.
«Хорошо, сегодня очень хорошо.» - правда Кэлферей не решилась это озвучить, видя, каких трудов брату стоит выполнить задание. Она страстно хотела ему немного помочь, взять часть контроля на себя – боялась нового срыва, но не из-за последствий для окружающей среды -, но здравый смысл настойчиво шептал, что так Джил не приблизит, а отдалит момент возвращения к брату былой силы. 
«Ай! Сглазила!» - женщина скривилась, как от зубной боли, когда водяной шар начал расширяться вместо того, чтобы сжиматься, - «Ну давай же!» – она закусила губу и нервно щелкнула пальцами, напряженная, словно это она пыталась обуздать воду, - «Да, умница!» - снова щёлкнула и радостно улыбнулась, наблюдая за новыми успехами Тессела. Затаила дыхание, сцепила в замок руки и…
… стала мокрой с ног до головы.

Вода доходила Джил до середины голени, капала с полок, заставленных пузырьками с зельями – разноцветными, но синего в сумме всех его оттенков было больше -, но на удивление не размывала кровавые рисунки на полу и стенах.
С пару секунд заметно расстроенная Кэлферей смотрела на спину брата, а затем, отжав волосы, тоже подошла к окну. Легко толкнула его бедром, чтобы не мешал открывать створку, и ворчливо чертыхнулась – механизм заедал, а переводить пусть и старые, но добротные стеклопакеты на допотопные шпингалеты почему-то казалось смешным.
- Раф, не глупи. – вода, повинуясь её воле, вытекала через окно, наплевав на гравитацию. Женщина из неумирающего детского любопытства опустила пальцы в эту реку без берегов, - Тут не за что извиняться. - Ева ласково улыбнулась и отерла капли с лица брата, - Рабочий момент. – она пожала плечами и отошла в сторону, не собираясь продолжать разговор.

Тихо и музыкально зазвенела посуда. Листики черного чая с вкраплениями синих лепестков василька посыпались в полосатый голубо-белый чайник с отколотой ручкой и щербатым носиком. Следом полилась вода, закипающая по желанию ведьмы прямо в воздухе.
- Вот если бы ты спалил мой кабинет, тогда друго-о-ое дело. – она хихикнула и накрыла заварочный чайник синей кофтой, от которой повалил пар, стоило Еве её коснуться, - А так - не сахарная, не растаю.
Джил смахнула со столешницы воду и забралась на неё с невозмутимым лицом. Ведьма честно старалась контролировать себя и не сверлить взглядом затылок брата, однако то и дело его мокрая голова попадала в центр её поля зрения. И в голову настойчиво лезло сравнение с озером у подножия разрушающейся скалы. Он представлялся ей тёмно-синей гладью, которая никак не может успокоиться потому, что угловатые обломки с острыми краями не прекращают падать. Они, как копья, с плеском вспарывают толщу воды и поднимают со дна иловую муть.
Но, к сожалению, Джил не знала, какими словами выстроить защиту. Поэтому молча болтала босыми ногами и всё смотрела на брата, пока заваривался чай.

Чтобы затем резко спрыгнуть и хлопнуть в ладоши, разрывая тягостное молчание с привкусом скорби. Дымной и синей, как свежесваренный яд, клубящийся в одном из флаконов на столе.
- Держи. Выпей, передохни. - она поцеловала Эля в щёку и поставила перед ним чашку с широкой голубой каймой по верху, - И не мучай себя. Это было очень хорошо, уж поверь мне. - Кэлферей положила руку на его плечо, чуть сжала для ободрения и сразу же отпустила.