Возвращаться в "Вечность" было все равно что притаскивать кости домой - утомительно, но уютно, а главное - предсказуемо, что всегда радовало Сэма под конец долгого дня. Или поездки. Надо же, когда-то, когда отец еще был жив, Сэмми-младший именно об этом мечтал - чтобы у него была комната и койка на территории клуба, чтобы он приходил к Холли и Долли, как к родным, и по закулисным коридорам добирался в свой угол, зная, что для всех людей в зале "Вечность" остается наполовину тайной, а для него - уже нет. Сэм обожал изнанки и настоящую жизнь тех, кого посетители считают живым фоном. На самом деле фон - это они, те, кто деньги кидают. Настоящие существа здесь только персонал.
Поэтому бурлящий поток гуманоидов всех мастей Сэмми попросту игнорировал, идя сквозь него со смирением человека, переходящего реку вброд. Вот в подсвеченной клетке изгибается Соланж (вам кажется, что взгляд у нее томный, а на самом деле ей откровенно скучно); вот в застекленной ложе виднеются две идентичные белокурые макушки - Холли и Долли всегда на виду и одеты так, будто пришли сюда отрываться по полной, но большую часть времени они занимаются решением финансовых вопросов или другой не менее скурпулезной работой; вот Хикари пиздит какого-то потного мужичка с лысиной, похожей на коленку. Сэм не вслушивается в происходящее, просто весело улыбается, глядя на этот пейзаж. Хикки-Джоб срывается на клиенте почем зазря, все больше голов поворачивается в ее сторону, потом подоспевает охрана и выпроваживает невезучего гостя к чертям собачьим. Холли и Долли не будут выносить Хикки мозг: не за хорошими манерами сюда люди ходят, поток не оскудеет, даже если бить их ногами.
У бедолаги не было шансов против вампирши, решившей поточить об него когти, что верно, то верно.
- Трудный день? - снимая с плеча рюкзак и садясь за стойку, спросил Сэм. Хикари уже вернулась в бар, и у ведьмака было это уютное ощущение, что он пришел на кухню, соседка по квартире как раз заваривает чай, и сейчас самое время поделиться свежими новостями и побухтеть. - Плесни мне чего-нибудь? - он сложил руки на столешнице, устроил голову на ладонях и с детской, почти собачьей непосредственностью глянул на Хикки исподлобья. Он видел, что она зла. Не напрашивался на умиление, но знал, что без причины крысить она не станет. Вообще Хикари Сэму нравилась - самостоятельная, по-честному грубая, за словом в карман не полезет и умеет рассмешить. С тех пор, как жизнь Рэя стала вращаться вокруг "Вечности", с вампиршей он общался больше, чем с кем-либо, включая Галлагеров и старых школьных друзей. По временам Сэмми было попросту... одиноко. И хотелось что-то с кем-то разделить, как будто не было ни информационных сетей Холли-Долли, ни постоянной конкуренции, ни высоких ставок. Он вот не представлял, как отец жил в этом мире - хуже того, как умудрялся им управлять. Сэм пришел к выводу, что архидемон попросту жил слишком долго и из-за опыта стал слишком циничен для любых других условий, кроме гадюшника. Доброта и предсказуемость ему наскучили, так хоть постоянная вероятность десятка ножей в спину держала в тонусе.
"Я никогда не смогу зубоскалить, как он," - обреченно думал Сэмми, глядя, как Хикари наполняет стакан, и ловя себя на безотчетном приступе нежности в ее адрес. Это был самообман - вампирша не стремилась сближаться или дружить, был в ней этот "отвали ради собственного блага" гонор, и даже искренний порыв она могла отбрить. Это ничего, необидно, иногда хочется ковырнуть, но... не стоит, конечно. А вот спросить о том, чего она такая злая ходит - это да, можно.

- Попросишь еще раз “что-нибудь” - пить будешь полироль для стойки.
- Эта шутка была бородата, еще когда я не родился, - беззлобно протянул Сэмс, глядя на янтарный виски, впрочем, благодарно. Бармены еще любят в ответ на просьбу дать немного льда протянуть пару кубиков на ладошке. Так можно точно определить, что им довольно скучно.
Ведьмак украдкой зыркнул на коктейль самой Хикки - а затем и на ее лицо после первого глотка. Это был миг незамутненного блаженства и безоглядной искренности - из серии "танцуй, как будто никто не видит", ну, конечно, любопытный Сэмми не мог его упустить. Пока по носу-то не щелкнули, почему бы не проявить бескорыстный, практически научный интерес?
Ну, наверное, потому что Хикари сейчас всасывает через трубочку жидкости чьего-то организма, потому что это явно не синтезированная кровь, а значит, все эти эритроциты, лейкоциты и плазма и что там еще когда-то бежали по венам примерно настолько же гуманоидного существа, как она, или, скажем, он... А сейчас отправятся в ее пищеварительную систему. Впрочем, люди примерно то же делают с животными, верно? То есть, у веганов вполне понятная этика. И если посмотреть на сердце ягненка, вряд ли оно так уж критично отличается от человеческого, они же млекопитающие, да?
Впрочем, как для среднестатистического американца такая мысль не погубит стейки и бургеры, едва ли хоть один вампир всерьез терзался отвращением к своей пище из-за ее сходства с ним.
- Только не надо на меня осуждающе смотреть. Мне тут еще жопой вилять скоро.
Сэмс мог лишь развести руками и приобщиться к вискарю.
- Твое здоровье, Светлячок.
В конце концов, ее настроение зримо улучшилось после пары глотков эксклюзивного коктейля, так что и на том спасибо.
- Лучше расскажи, надолго ли теперь нагрянул?
- Хнннннн... - Сэмми слегка поморщился, склонив голову набок, и сделал о-очень неопределенный жест рукой. - Я вроде как стою в очереди на следующую доставку, но вроде как мне положена пара дней отгула после выезда в Синюю, но вроде как Холли и Долли нажимают, мол, не пошел бы ты уже завтра или типа того, но заказ на кого-то другого не перебрасывают... А, - он махнул рукой и допил свой виски. - Лучше отдохну. В крайнем случае мне отвесят пендель, а если нет - значит, им не надо.
Ясное дело, что если близняшек что-то не устроит в его работе, Сэм узнает об этом очень быстро.
Он облачился в свою обычную демонстративную беспечность и улыбнулся Хикари, подперев лицо ладонью. Интересно, когда он доулыбается до того, что сам схлопочет от нее по ебалу?
- Полегчало? - кивок в сторону микса, вернее, того, что от него осталось. На миг Сэм замер, скосив взгляд на зал и уловив знакомое присутствие - отличное от того, что здесь бурлило, потому что существа старше сотни лет по определению выделяются из основной массы, старше двух - тем паче, ну и имея привычку сканировать фон на предмет хотя бы уже известных или ярковыраженных энергетических сигнатур, членов Семьи Сэмс замечал сразу же. Он, правда, мигом вернулся взглядом к Хикари, но насечку в уме сделал.

Впервые Джон заговорил об этом с сестрами пару недель назад. Они были, как обычно, игривы, он - характерно серьезен. Подобная манера общения складывалась у них не меньше века и, главное, совершенно не мешала правильно воспринимать друг друга и читать между строк. И Джон, и близняшки прекрасно поняли, что по-разному видят жизненный путь Сэма-младшего, и не менее отчетливо определили, что за фразой: “Создатель хотел бы для своего сына другого”, - произнесенной и с той, и с другой стороны, кроется далеко не забота о принцеподобном отпрыске Семьи. Каллахан из уважения пока не пытался анализировать, почему Холли и Долли держат ведьмака на грошовой работе, но со своей стороны не так нуждался в его услугах, как хотел переманить на свою сторону. Создатель был мертв уже десять лет, и даже в перспективе отданной демонам на существование вечности, этот срок был достаточен, чтобы по идеальной глади негласного устава взаимоотношений внутри Семьи начала пробегать рябь. Сферы влияния между демонами поделились как-то изначально, естественно и органично, но не было никаких гарантий, что кто-то не решит внезапно устроить раскол или не начнет плести интриги за власть. И, если хоть в одном из вероятностных событий грядущего такой вариант был возможен, маленького принца, как номинальный символ воли почившего лидера было бы неплохо иметь при себе.
По своему опыту Каллахан знал, что люди и нелюди в сути своей есть твари продажные, если назначить правильную цену. Кого-то можно было купить за золото, кого-то - за свинец. Главное в этой экономике было, как и в самой обычной - не забывать выплачивать назначаемую тобой цену. Сэмми Джон собирался для начала предложить реализацию амбиций, и он искренне надеялся, что в этом вертлявом, аляпистом, бесшабашном юнце, который последние годы разменивался на таскание мелочей из Синей зоны, таковые все же имелись. Демон предпочел бы не ставить подле себя не бездумную куклу, да и возраст Самсона по мнению демона был как раз таким, когда пора было избавляться от дури в голове. Без лишнего желания читать морали или давать отцовские наставления, Каллахан просто хорошо помнил пресловутое “другое” время, когда у самого него в двадцать с небольшим лет уже была семья и собственное дело.
С близняшками на душу Младшего Каллахан заключил своеобразное пари. Девочки очень любили пари, а потому согласисились одолжить своего курьера на разовую миссию. Джон попросил Холли и Долли сообщить, когда Сэмми вернется в город, и поскольку со своим почти братом девочки могли позволить себе роскошь игры по правилам, они сообщили.
Не брезгуя такси и испытывая теплые чувства к хорошему односолодовому, Каллахан проигнорировал возможность добраться до Вечности собственным транспортом. Он вошел в клуб через вход для обычных посетителей, разве что был пропущен присмиревшим от одного его вида сурового секьюрити мимо переминающейся с ноги на ногу очереди. Внутри здания, как одного из приближенных к владелицам, его встретила вышколенная любезность персонала. Первая же попавшаяся на пути официантка не преминула уточнить, где мистер Каллахан предпочтет сегодня сидеть, и что пожелает пить. Вышибала не преминул выслужиться, проводив к ложе Холли и Долли. Но сами сестры, разумеется, были не столь тактичны, когда, с непередаваемой синхронностью в словах, заканчивая друг за друга фразы, напомнили ему, что их благотворительность разовая, если сам малыш не решит обратного. Джон с ледяным спокойствием посоветовал не сомневаться в его памяти.
Для “правильной игры” говорить с Сэмми надо было тет-а-тет, потому для Каллахана выделили отдельный vip. Также для “правильной игры” нужно было подходящее настроение, поэтому к разговору должны были доставить хороший скотч. Самого Сэмми Джон тоже попросил позвать, но, разумеется, без спешки. Маленький принц подразумевался в компаньоны, а не в подчиненные, чтобы ему приказывать. Однако надолго он не задержался.
- Здравствуй, Сэмми, - скотч Джон пил по старой привычке, не мешая со льдом и талой водой, подолгу водя своим длинным носом над бокалом. На подошедшего паренька со своего дивана он смотрел едва ли не дружелюбно, если общий вид отстраненного флегматика мог в ком-то зародить подозрение в дружелюбии. - Мне нужно обсудить с тобой одно важное дело.

Скотч нравился Джону за незыблемость. Шотландские горцы хранили верность своим рецептам, как иные набожные девственницы в былые времена не хранили свою невинность перед свадьбой. Достать такой скотч в мире стремительных перемен было делом непростым, но у сестер всегда водилась бутылка-другая для Каллахана, и он не брезговал его здесь пить, особенно когда вел переговоры. У всех бизнесменов возраста и статуса Джона были свои привычки в ведении дел. Его была односолодовой и выступала на столике гарантом чего-то стабильного, фундаментального и надежного.
Вокруг мельтешили тени многих тел, мигала, стремительно меняясь палитрой цветомузыка, грохотал новомодный ритм, чтобы через секунду уступить место более свежему и новому, но Каллахан, отослав официантку, сам, будто в старомодном салуне, налил Младшему в широкий стакан. Не погнушавшись принизить собственную солидность, Джон придержал полу расстегнутого пиджака и перегнулся через стол, чтобы пододвинуть скотч ближе к Сэмми. Энтузиазм ведьмака и вправду импонировал, хоть и разнился глобально со степенностью его собеседника, ставящего во главу угла конкретность, но не спешку.
- Дело касается моего бизнеса. Если говорить конкретно - перевозок товара по северному пути. Я поговорил с Холли и Долли - они говорят, что ты хорошо справляешься с дорогами. Я бы хотел, чтобы ты проложил для меня одну. Через Канаду, - Джон отставил свой скотч, чтобы вытащить из кармана пиджака свой коммуникатор. По внешнему виду девайс представлял собой однотонный хромированный вытянутый цилиндр, размером с авторучку начала века и черной полосой вдоль длинного бока. От небольшого встряхивания над полосой прорезывались в воздухе светящиеся лучи голограммы. Голограмма сложилась в карту северных штатов и юга соседней к ним страны. С разными интенсивностями на этой карте светились красным цветом границы, бледнее - между штатами, ярче - на разграничении стран и зон. Две яркие синие точки, одна из которых была в Северной Дакоте, другая - на побережье Атлантики, были прокомментированы Джоном отдельно, после того, как он протянул комм пареньку напротив:
- Примерно из Дикинсона в Новую Шотландию. В обход правительственных постов, спутниковой съемки, отрядов стражей и прочих неприятностей для моего бизнеса. Стоит понимать, что мой товар объемен, что порой вызывает определенные сложности, но, надеюсь, они тебя не испугают. Я выделю тебе людей в помощь.
Каллахан вернулся к виски, расслабленно откинулся на спинку сидения с видом человека, который знает, что и как делает. Разумеется, “люди в помощь” Сэмми были в первую очередь людьми, которые должны были проконтролировать маленького принца, чтобы не наломал дров, и доложить о результатах хозяину. Джон не был дураком, чтобы сходу доверять сложную операцию зеленому юнцу, но больше двух веков назад, он сам был отцом, позже был военным, всю жизнь был организатором и из некого суммарного знания по всем этим статусам он знал, что лучше всего молодежь учится сразу в активных действиях. Еще Джон знал, что один лишь энтузиазм и амбиции являются не всегда достаточным стимулом для новичка.
- Если ты откроешь мне дорогу на Севере - я буду выделять тебе по пять процентов от каждой перевозки и сам обеспечу, чтобы деньги выглядели чистыми перед законом. Согласен?
Сумма, которую Каллахан укрыл под абстрактными знаками процентов была немалой. Он подозревал, что у близняшек Сэмми получал примерно на порядок, если не на два меньше, но правда была в том, что новый торговый путь принес бы оружейнику сумму примерно раза в три большую, чем он обещал курьеру. На юге, по понятным причинам, благодаря бесконечным связям одного ортодоксального латиноамериканца, все прочнее укоренялись вампиры, которые требовали себе скидок за возможность безопасного провоза товара. Скидки росли пропорционально нарастанию влияния кровососов, и Джон никого не винил, ибо сам поступал бы точно так же, и знал, что Мануэль не будет винить его, если он вдруг перестанет пользоваться его каналами. Они оба были одуряюще долго в этом бизнесе, чтобы понимать, как дорого обходятся войны друг с другом. Куда эффективнее было обойти конфликт по спорным вопросам, и эффективность повышалась вдвойне, если при этом в союзники приобретался именитый в определенных кругах ведьмак.

Заявление Сэмми расшевелило в Джоне нечто очень старое. Не забытое, но запорошенное временем и придавленное стремительно развивавшимися за все время его существования взглядами человечества на жизнь. Нечто, к чему он порой возвращался в своем музее, бродя мимо витрин с истертыми винтовками, выцветшими синими и серыми кителями и объемными, подвижными проекцями отдельных битв в масштабе 1:18. Это было свойственное всем старикам иное восприятие жизни, строившееся на некогда совсем других условиях их существования. То, что иногда с брюзжанием начинают описывать со слов: “А вот в наше время!” - представляя себе картину прошлого зачастую куда более идеалистичной, чем она являлась. Не впадая в эту крайность, Джон просто подумал, что, опять же, в возрасте двадцати с небольшим лет, никогда бы не спросил ничего подобного, как не спросил бы, в принципе, ни раньше, ни позже. Среди воспитанных, благоверных южан, коими являлось некогда семейство Каллаханов, мужчин подобалось растить, как мужчин, а не как попрошаек. В том же, что озвученные восемь процентов были именно попрошайничеством, а не торгом, демон не сомневался. Чтобы это проверить, ему достаточно было просто спросить у Сэмми, представляет ли он о какой сумме идет речь и действительно ли оценивает сам себя на эту сумму. Прорицая отрицательный ответ, Джон не стал задавать этого вопроса.
Отпрыск Создателя, вероятно невольно сам для себя, копировал манеры окружения, в котором вращался - двух вертлявых демониц, растившего его некогда стража, еще черти пойми кого, кого успел нахватать в обширные знакомые… При этом, копирование манер было подобным ширме, беспредметным, не содежращим под стобой фундамента. Маленький принц сказал это, будто бы потому, что должен был сказать, а не потому, что хотел урвать кусок побольше или в самом деле считал, что его пытаются кинуть на деньги. Джону снова вспомнился разговор с сестрами и разные взгляды на судьбу мальчика.
Не меняя ни выражения лица, ни своего вальяжного положения на диване, Каллахан сделал небрежный жест рукой, и вроде бы совсем немного, полунамеком, пожурил почти родного брата за его неправоту.
- Сэмми, если ты нуждаешься в деньгах, то, как моему родственнику, тебе достаточно просто попросить. Я дам нужную сумму, - свое предприятие Джон любил единственной для него возможной, искренней и неприкрытой любовью творца. Кроме того, что он негативно отнесся к заявлению молодого человека в целом, демона во всей его невозмутимости отдельно коробила сама мысль о том, что кто-то допускает возможность у него в бизнесе родственного протекторства. Даже его личная заинтересованность в Младшем, как в неком символе, никак не меняла этого обстоятельства. Сэмми, согласись он на предложение, должен был работать так же, как и другие сотрудники Каллахана.
- Но я предлагаю тебе работу с определенной оплатой, которая будет предоставлена по результатам твоего труда. Если этот результат меня устроит, то ты будешь получать пять процентов. Если он меня поразит - то я подумаю о большем. Не раньше.

Отредактировано John Callahan (2016-08-16 12:44:54)

Вопрос о деньгах, и в самом деле символический, отпал у Сэмми с такой же легкостью, как возник, что, в общем-то, подтверждало, что это не было торгом или отстаиванием своей цены. Он просто привык так делать, болтая с Холли и Долли, иногда это прокатывало, иногда - нет. Каллахан вел переговоры строже, и этого, наверное, стоило бы ожидать, хотя бы исходя из его темперамента... Но Сэмса кольнуло - он и спросил. Какая теперь разница?
- Мм, - ведьмак улыбнулся, сделав глоток. - Хорошо. Тогда скинь мне, будь другом, точные координаты пунктов А и В и ориентировочный объем партии, которую мы будем перевозить за раз, - с учетом количества энергии, которой требует сокрытие, надежнее разбивать на кусочки помельче, конечно. Слишком сильные амулеты фонят, слишком тяжелые чары долго накладывать, но это азбучная логика. Караван, опять же, чисто физически проблематичен и потребует больше массовки. Короче, надо смотреть уже конкретно. - Я хочу перетереть с твоими людьми, которые координируют эти вопросы, посмотреть, чем вы пользуетесь и как вообще это все выглядит. Люблю осязаемую информацию, - он слегка прищурился, этак лисьи. Не исключено, что уже в процессе знакомства с материалом у него возникнет какая-нибудь идея - чисто потому, что взгляд зацепится за детальки или полезная мелочь всплывет. - А там можно будет уже откалибровать мой арсенал и настроить хорошую связь, - посмотреть, как дела по Канаде, в частности. В общем, у Сэмми было как никогда много домашней работы, пока с размытыми границами, но обещающей набрать конкретику довольно скоро.
Все это было весьма любопытным разворотом после курьерского пинания балды. Сэмс подозревал, что двойняшки держат его в лягушатнике из сентиментальных побуждений, и расслабился, добирая куски детства в этом приключении без последствий. По-взрослому он держал нос по ветру и играл на пальцах информацией с ограниченным доступом - ему это позволяли, это было попросту приятно, но он не был амбициозен и хищен; он был безвреден. Например, ему в голову не приходило кому-нибудь что-нибудь толкнуть. Из того, что он видел, тайны обладали потенциалом эффекта домино с вероятностью ядерного взрыва, и судить об их ценности ведьмаку пока было трудно. Холли и Долли жонглировали чужими секретами непринужденно и... красиво. Сеть по крупинкам поставляла им кусочки огромной мозаики, и двойняшки бесстрастно смотрели на течение фигур. Это они и видели - за редчайшим исключением, не живых существ, а значки на многомерной карте. Сэмс волшебным образом для них не был значком, разменной монетой или NPC, и он знал, что по этой причине ему доступно многое, что в том случае, если он наломает дров, его вытащат. И поэтому, наверное, к этой их обезличенной карте его не тянуло. Он не был достаточно стар и достаточно воспитан демонами, чтобы так масштабно влиять на чужие судьбы столь же бесстрастно. Чтобы возвысить себя в собственных глазах до роли маленького бога и отмерять, куда на муравьной ферме кинуть яблоко, а куда - яд. Чтобы отречься от ответственности за последствия.
Поэтому он возил артефакты... штуку ценную исторически, чертов антиквариат, нечто почти невинное. И любопытно было, что при разговоре об оружии совесть любезно оставалась безмолвной. Казалось бы, конкретный способ убить или покалечить, однозначная опасность... Но измеримая и инструментальная. И еще Джон нюхал порох - даже буквально, когда порох еще применяли в вооружении. Ценность и обесцененность жизни и смерти была знакома ему непонаслышке, и это вызывало у ведьмака странное, подкожное доверие к делу и цинизму Каллахана. Потому что у каждого альтера со стажем за сотню цинизм был определенного типа, имел свой вкус, цвет и запах. И двойняшки с их театральностью, недоверчивостью, подспудной убежденностью, что мир за пределом их пары отравлен, гниет или глуп, даже при всей беззаветной любви Сэмса к ним (почти взаимной) не были теми, в ком ведьмак видел мудрость. Холли и Долли бесовски расчетливы и хитры, почти неуязвимы внешне, но на самом деле им нечем поделиться с Сэмом, кроме работы, защиты и бонусов в "Вечности" - что, конечно, немало, но... Но.
Сэмс чуял, что у Джона можно даже по-человечески научиться куда большему.
- Что ж, если мы договорились, не буду тебя задерживать, - ведьмак уже почти осушил свой бокал ("для тех, кто пускает в расход такой скотч, в аду уготовано особое место"). - Хорошего отдыха, Джон. До связи, - и, озарив Каллахана прощальной улыбкой, Сэм покинул его ложу.

Барбара перекатила маслянистый виски по стенкам стакана и наклонила его, касаясь донышком к столешнице едва-едва, по первому щелчку готовая избавиться от продолжительных терзаний. Разве станет хуже от одного глотка, Пол? Частый и неказистый сценарий соблазна преследовал ее в Вечности не впервые. Прикрываясь необходимостью исчезнуть на уровне завуалированного, судья умеренно игнорировала райские сады клуба, сама для себя втайне признаваясь, как ради всего одного наступает на вещи несоизмеримые. Ей, конечно, хотелось вложить в хмель что-нибудь особенное: представить плотную субстанцию прилегающую к ней самой, холодную и бледную, а изнутри пылкую, расслабить плечи, губы и наконец-то утонуть, отпустив все огрехи и рамки, в кои сама себя загнала. С высоты здравомыслия судья понимала, что это всего-лишь виски, навсего иллюзорно заполняющий бережно охраняемую ею пустоту внутри прочной, расписанной выхолощенной старостью оболочки. Бесполезность мотивации подкупала, внутренние впечатлительные органы Барбары улыбнулись навстречу воображаемому удовольствию и она почти поддалась, когда в ее чувствительную, бессистемно дрейфующую экосистему ворвалась гравитация.
   Другого класса тканый мужчина напротив, благословленный уверенностью перешагивать чужое и не хрупкое пространство, защищенное безразличием, как святыня павших цивилизаций, материализовался за неприветливым столиком судьи, как из ниоткуда возникают шуты со своими шарадами и частушками. Как неприятно. Пола смотрела на него с отражающей чистотой, отнюдь не делая над собой усилия, чтобы скрыть собственное неудовольствие. Какое хамство, тревожить чей-то безобидный мираж таким наглым доказательством реальности. Она не шелохнулась, держа царственно спину, будто проткнутую, когда вернула стакану опору на столешнице. Случалось и такое,  —  чаще, чем кажется на первый взгляд, — к ней подсаживались особи различных мастей с литературным разнообразием предложений, больные мимолетной радостью или распиленные пополам горечью. Им вежливо, умеренно дипломатично Пола разъясняла роль места под солнцем, пользуясь от силы десятком слов, никогда не провожала взглядом и не заносила на глянец своего черно-белого кино. С нынешним она бы могла прогнать ту же схему, вопреки щекотливой притягательности. Судья встречала его раньше, между пестрых и непостоянных, кем-то умело выкованного...
   Подошел официант, надавил на тугой пузырь самообладания судьи с удвоенной силой. Бежать бы от него. Лишнего хлама и давящего ощущения вторжения, прочь. Прочь же.
   ... выкованного и посаженного на верхних уровнях элитного ложа.
  Ее руки скользнули вниз со стола и легли на шелк брюк. Барбара молча протестовала, твердо сепарируя пространство между собой и незнакомым мужчиной, огромную пропасть специально для падений. Подаренная официантом пауза позволила ей трезво взглянуть на сущности, вторженец был слишком не таким, ведь она уже успела подумать, куда тот пригласит судью и зачем. Кроме прочего, сведущим. Будучи не поп-звездой, не киноактрисой, с внушительно меньшей вероятностью лицо верховного суда врезалось в память обыкновенных граждан, чем сто сорок членов Конгресса. Выходит, он необыкновенный. Обида предательски заиграла в груди, по всему натянутому телу, обреченному так и остаться натянутым,  — какое тупое и угрожающее бессилие. Пола на лихих пятьдесят процентов подозревала о политической принадлежности визитера и неудовольствие ее перерастало в недружелюбие, с которым она, ощетинившись базальтовым спокойствием, в тандеме смотрели на демона. Ей не нравилось говорить, с ним или кем-либо сейчас, она кивнула в знак приветствия аполитично и со всей страстью попросила его.

   Не попросила, слова так и не выпорхнули наружу. Раздутые легкие замерли и без дыхания Пола промолчала. Сейчас ей нужно было услышать заявление, с которым не юный, обаятельно неровный джентльмен подсел за ее столик.

На этот раз Пола ожидала сделки. Механизм влияния практически всегда оставался неизменным, подвергаясь деформации только в исключительных, индивидуальных случаях. Себя судья Ривера не считала исключительной и не внушала подобного остальным, предпочитала пассивную позицию наблюдателя, способного созерцать. Отчасти избегая уникальности, ключ к достижению желаемого аппаратом оппозиции так же, как и для других обыкновенных, состоял для нее из трех этапов. Первые два она благополучно отстояла, подставив лицо ветру, с нарощенной, словно второй, третий слой кожи, усталостью, и ею же пришвартовалась у привычного столика в Вечности.
Самый простой этап — попытка увлечь в свою идеологию, столкнулся с хладнокровным безразличием к каким-либо идеологиям, этот навык Пола выработала еще в прокуратуре Майами. С одного хода подкрутить нужные гайки несущейся в ад колесницы удавалось только самым одаренным и в случае, наоборот, недалеких. Раскрошить Полу Ривера с одной попытки мог понадеяться разве что наивный, она слыла крепким орешком, возможно, даже слишком крепким. Второй этап изрядно расшатывал нервы и был на то нацелен. После неудачи с напудриванием мозгов обычно переходили к угрозам, нажимая на шаткость должности или окружения. Пожалуй, из всего, именно это было самым неприятным, откровенно противным и скверным во всей схеме. Когда на тебя наступают свинцовым каблуком, пытаются смешать с грязью, обнажая в лицо неудачи с надменностью и насмешкой, отражая липкость судебного разбирательства и его четко регламентированную топорность. От подобного методичного затачивания хотелось топиться по несколько раз на дню и только понимание мужества, положенной стойкости могло подвинуть весь цирк дальше к лести. Сделка означала капитуляцию оппонента. Не смотря на ловкость перспектив, напротив сидящий уже проигрывал, хотя бы тем, что отступился и продешевил, не успев толком приступить к делу.
Она знала, что ответить. Периодический, круговой бег от работы настиг ее как раз в предназначенную для изоляции минуту, но внутренний щелчок вовремя выводил ее из состояния привлекательной декорации в грамотного дипломата. Готовясь к худшему, Пола едва не почувствовала укор разочарования от слов мистера Каллахана,  его не присылали на сделку, но в сути, скорее облегчение. Развернутое, полное и быстротечное, как один глубокий вдох.
Номер телефона судьи знала любая поисковая система. Впереди сидящий мужчина, либо дремучей и уже считающейся навязчивой закалки демонстрировал идеальные манеры, как по методичке, или вот так просто в лоб хотел прорваться сквозь завесу секретарей и помощников, обращаясь к судье напрямую. Его повадки заметно отличались от многих — неспешные движения, мимика, тихий шероховатый тон в голосе, — как будто он не владелец музея, а всего мира, победоносно привлекательно. Она ни за что в жизни не назвала бы его изысканным и пожалела несколько раз, пройди он мимо или, что хуже, останься рядом на всю ночь. Весьма натуральное чувство противоречия постучалось внутрь, властное и неотступное, намереваясь вызвать волнение с закостенелом мирке традиционного вечера.
Выставить себя зачинщиком Пола ему не позволила. Она подалась вперед, элегантно положила руки на стол и поддела ногтем упрощенную версию коммуникатора, поместившуюся в костяной браслет. Визитка улетела мистеру Каллахану, как он просил, тем не менее Пола также представилась, сократив регалии до отказа.
— Барбара Ривера, суд США. — Она осторожно защелкнула комм в браслете обратно и вернулась в отстраненное положение на своем краю дивана, обратно сложив руки на коленях.
В девяноста процентах случаев никто никогда никому не перезванивает, не пишет, и ответственность выбора Пола столкнула на своего нового знакомого, не засоряя слишком объемную книгу контактов ненадежными связями. Комплимент судья приняла с теплотой, почти улыбнулась внутри, но откровенно не чувствовала сил отразить это внешне. Ей казалось, она не сможет больше пошевелиться ни ради напротив сидящего мужчины, ни ради себя. Просидит здесь до рассвета камнем, пока персонал будет вынужден напомнить ей о часах работы заведения. Задобренная приятными словами, теперь Барбара чувствовала обязанность пояснить свою неспособность продолжать какое-либо общение, вербальное или невербальное. Вне злого умысла, скорее из уважения к чужому времени и не способная позволить пустую его трату, она все так же не сводя своих печальных глаз с демона пожелала ему:
— Хорошего вечера, мистер Каллахан.