- Вот, милая, угощайтесь.
- Ну что вы, зачем? Нет-нет, я на минутку, только проверить показатели. Как себя чувствуете, мистер Джефферсон? Что-нибудь нужно?
- Все замечательно, Элис, дорогая. Скушайте пирожок, Вы же с утра на ногах, а сегодня праздник.
Семнадцать операций, химиотерапия. Метастазы. Отказ от хосписа. Он держится молодцом и всегда улыбается. Тоже невероятно улыбчивая и очень спокойная жена, бабушка божий одуванчик с кудрявой шапкой седых, совершенно седых волос.
- Ох, запишите для меня рецепт, это очень вкусно. Я еще зайду.

- Моя правнучка нарисовала для меня открытку, хотите, покажу?
- Конечно!
- Где-то здесь, в электронной почте...никак не научусь...
- Давайте, я помогу.
Осторожно берет из дрожащих стариковских пальцев новомодный телефон, купленный детьми, которые не задумывались, каково родителям, людям из прошлого века, из другого поколения, осваивать все эти сенсорные экраны и мобильные скайпы. Им можно ничего не понимать, путать журнал входящих вызовов с историей сообщений, не уметь отправить смс или отключить звук в музее. Ей - нельзя. Тоже из прошлого века, но нужно принадлежать этому. И следующему. И как получится.
Через несколько уверенных прикосновений во весь экран разворачивается яркий рисунок с экзотическими цветами. Кривая подпись-пожелание: очаровательное свидетельство того, что маленькая мисс только-только учится писать буквы.
- Как красиво. Наверное, она вырастет великой художницей.
- Молли очень любит рисовать. Так жаль, что они живут на другом конце страны. Я так давно не видел ее.
В глазах дрожат слезы. В преклонном возрасте можно не стесняться эмоций. Старикам их прощают.
- Вы еще обязательно увидитесь.

- Мой муж, с ним что-то не так.
Торопливые шаги в сторону палаты. Такие терпят до последнего, стесняясь потревожить медицинский персонал. Такие терпят, пока не станет слишком поздно. Впрочем, может, уже и правда поздно?
- Мне нужна помощь!
Она хорошая медсестра, но что она может? Уж точно не принимать решения, это работа врачей. Этого, нового доктора, Смита, кажется, в том числе.
Наверняка он успевает увидеть, как хрупкие женские руки удерживают бьющегося в судорожном припадке пациента. В одиночку. Вампиры в разы сильнее обычных людей, но кто поймет, кто в здравом уме поверит, что худенькая девушка способна без проблем управиться пусть с исхудавшим от болезни, но все еще довольно тяжелым стариком.
В панике синего кода на это никто не обращает внимания. Запах крови становится сильнее, она чует его нутром, всей своей проклятой сущностью, не видя пока, но уже понимая и зная, что открылось внутреннее кровотечение, что это - еще один наркоз, которого Джефферсону, возможно, не пережить, но ведь клятва Гиппократа, но ведь они обещали... она обещала.
- В плевральной трубке сгустки.
- Звоните в третью операционную, мы едем.
Она задевает врача плечом, довольно ощутимо, но не оглядывается, сосредоточенная на чужом пульсе и дыхании.
"Ну же, держись, живи, ты же не увиделся с Молли"

- Миссис Джефферсон, Вы устали, идите домой. Я побуду с ним.
- Но Ваша смена уже закончилась...
- Это ничего. Я просто побуду рядом, когда он очнется. Поспите. У вас обоих был тяжелый день.
- Храни Вас бог, деточка.
Бог давно уже не хранит таких, как она. Умерших и воскресших.
Вампиру достаточно трех часов сна. Подобрав под себя ноги, уютно сворачивается в кресле рядом с больничной кроватью, чутко подремывая под размеренный писк аппаратуры. По монитору ползет кривая. Прыгают цифры. Все стабильно. Ничего хорошего. Но он хотя бы дышит сам, не через трубку в горле, и это дает надежду. Надежду на еще несколько дней жизни, полной боли и смирения.

- Лора?
От едва слышного, ломкого голоса подкидывает резче, чем от визга пожарной сирены. Кажется, она уснула крепче, чем собиралась, подперев подбородок ладонью - и наверняка отпечатав собственные пальцы на мягкой спросонья щеке.
- Нет, мистер Джефферсон, это Элис.
- Лора? Где моя Лора?
- Тише... все хорошо, Айзек, все в порядке.
Он не в себе. Бормочет что-то, порывается встать. На это не хватает сил. Она успокаивающе гладит по руке и шепчет какой-то вздор мягко, напевно, совсем проснувшись и боясь только, чтобы это не оказалось предсмертным бредом. Поправляет смятую подушку. Садится на край кровати, чтобы не чувствовал себя одиноким.
- У тебя удивительные глаза. Как будто нечеловеческие.
Произносит неожиданно чистым, осмысленным голосом.
- Мы молимся о тебе, девочка.
Как хорошо, что в темноте не видно ее печальной, надтреснутой улыбки. Осторожно берет его ладонь в свою, ощущая под пальцами сухой пергамент кожи, почти лишенной тепла. Наверное, она могла бы быть его дочерью. Она бы не отказалась быть его дочерью. Тогда ее звали бы не Кэтлин, и она не наблюдала бы по утрам вечно юное личико в замызганном зеркале с засохшими пятнами зубной пасты - совершенно нет времени навести дома порядок. Да и желания, честно говоря, нет.
- Я должен подписать отказ от реанимации, сколько можно вас мучить.
- Только не в день благодарения.

Какое-то время они молчат. Мелкий дождь то пытается начаться, то снова стихает, разбрызгиваясь по оконному стеклу.
- Шторы...
Понимает и так, легко соскальзывая на пол и отходя к окну. Вряд ли в такую ночь будет видно звезды, но, может быть, небо все-таки прояснится. Хоть и ноябрь.
Чужие шаги почти не слышны, только вампирский слух может их различить. Она замирает в темном-темном углу, скрытая аппаратурой и изломами занавески. Не прячется, нет, просто так вышло. Ее не должно быть здесь, но все давно уже привыкли, не удивляются и не возражают, если рыженькая медсестра задерживается сверхурочно. Рук и так не хватает. Главное, что не требует оплатить дополнительные часы, потому что не хватает не только рук, но и бюджета. А у нее свои расценки. Пара единиц первой отрицательной, никто и не заметит. Один из ее знакомых тоже работал в больнице. И пил кровь беспомощных, прикованных к постели людей, не способных ни возразить, ни пожаловаться, ни, тем более, сопротивляться. Это мерзко и низко. Невозможно опуститься до такого. Невозможно принять.
Врач, который работает совсем в другом отделении, удивляет своим присутствием. Кажется, это Смит. Тот самый, которого днем едва не сбила с ног. И не извинилась.